Анастасия Баталова - Исполнитель желаний [СИ]

Ну какой из него любовник в самом деле?

ГЛАВА 7

Полтора года спустя.

Покончив с делами, он потянулся вверх, расправив свою высокую широкоплечую фигуру, толкнувшись ногой отъехал от стола прямо в офисном кресле на колесиках и поглядел в окно.

А там… Ясное небо простиралось необозримо далеко за границы рамы — яркое, чистое, свежее — такое бывает только после продолжительной пасмурной весны, когда вдруг непривычно сильно начинает светить солнце, и небо кажется возрожденным, обновленным, словно вещь, полученная из хорошей химчистки.

Саш Астерс решил, что сегодняшний вечер никак не может быть потерян для наслаждения бытием — молодой, успешный и привлекательный внешне он не имел недостатка во внимании со стороны противоположного пола, в его телефонной книжке хранился не один десяток номеров, любой из которых он мог бы сейчас набрать, заранее предчувствуя, как женский голосок в трубке взволновано и радостно затрепещет, давая понять, что ему, Сашу, вполне можно рассчитывать как минимум на свидание…

Он повертел телефон в руках и никому не позвонил, хотя небо предвещало тёплый долгий закат, когда так приятно посидеть в каком-нибудь открытом кафе в центре с бокалами шампанского, вырисовываясь чёрными силуэтами на фоне огненного буйства красок…

Саш открыл ящик стола и извлёк оттуда мятый блокнотный лист. Немного подумал, зажав его двумя длинными тонкими пальцами, точно лезвиями ножниц. И позвонил.

Длинные гудки некоторое время теребили ожидание, а потом он услышал голос:

— Да?

— Привет.

— Привет. А кто это? — девушка удивилась, её интонации, вежливо-холодные, подсказывали, что она его не узнает.

— Саш Астерс.

Она ничего не ответила, но как-то вдруг дохнула в трубку, и с радостью и будто с испугом, он не понял этого сочетания, ведь не мог знать ничего ни об Особом Подразделении, ни о Правиле Одной Ночи, ни о тех чувствах, которые всколыхнулись в ней в день встречи одноклассников — но оно, это столь неосторожно обнаруженное ею сочетание чувств, польстило ему — как знаток женщин он понимал, что если она взволнована, не важно чем, то это значит — шанс определенно есть…

— Хочешь встретиться? — спросил он, — Вечер сегодня больно уж хорош для того, чтобы убить его в одиночестве.

У Кирочки как раз был выходной, утром она сдала смену Крайсту, выспалась, хорошо пообедала в любимой блинной и чувствовала себя просто отлично — интересное свидание так и просилось в качестве венца такому во всех отношениях удачному дню.

В жизни каждого человека случаются моменты, когда обстоятельства складываются таким образом, что никакая воля не способна удержать его от уступки соблазну — судьба искушает так неожиданно и умело, что собственная слабость, начиная казаться волею рока, легко прощается, и поступки, которые казались прежде немыслимыми, становятся не только возможными, но даже необходимыми.

— Пожалуй ты прав, — сказала Кирочка, успокаивая себя тем, что один ужин скорее всего ничего не прибавит и не убавит в их отношениях, это ведь будет просто ужин, и ничего больше, — погода действительно замечательная, я не против сходить куда-нибудь, — она верила себе, когда думала, будто полностью контролирует ситуацию и останется способной к этому и потом, когда они встретятся с Сашем, усядутся за ресторанный столик друг напротив друга, будут болтать, шутить, флиртовать, выпьют по бокалу шампанского…

Памятуя о росте бывшего одноклассника она без тени сомнения выбрала для сегодняшнего свидания туфли на высокой тонкой шпильке — с ним она вполне могла позволить себе подобную роскошь и нисколько не обидела бы его этим, поскольку богатырская стать Саша не во всякую дверь позволяла ему пройти не нагнувшись, дабы уберечься от удара головой о притолоку.

За платьем тоже дело не стало — денег на счету у Кирочки скопилось, поскольку она не имела привычки развлекать себя шопингом, настолько много — что для такого случая она вполне могла купить шикарный вечерний туалет, надеть его один раз и благополучно забросить на дальнюю полку шкафа. Именно так она и поступила.

Длинное тёмно-бордовое платье, открывающее всю спину, до самой поясницы, из приятно холодящей, тяжёлой, мягко переливающейся ткани грациозно облекло её высокую фигуру, а разрез на юбке оказался столь смелым, что при всяком неосторожном движении в нём показывался кружевной узор резинки чулка, и прозрачные, почти до середины плеча перчатки-митенки с тонко вышитыми цветами в тон платью прекрасно дополняли образ, в меру роскошный, в меру дерзкий — Кирочка вышла из бутика весьма довольная, нагруженная негнущимися бумажными пакетами внушительного формата.

У неё оставалось ещё немного времени, чтобы переодеться и заскочить в салон красоты — Кирочка прежде не посещала подобных мест, но сейчас этого настоятельно требовало платье — с трудом преодолевая робость, сопутствующую, как правило, всякой первой попытке, она всё-таки переступила порог, и довольно путано объяснила, что именно ей нужно, но две бойкие девушки, казалось, наделены были даром понимать без слов и, покивав, за каких-нибудь полтора часа сделали из Кирочки диву, будто бы минуту назад сошедшую с красной ковровой дорожки.

Решив чуть подольше подышать свежим воздухом, Саш Астерс оставил свою машину в двух кварталах от ресторана. Было тепло, он шел в распахнутом пальто, щурился в ласковом свете весеннего вечера и чувствовал себя отчего-то облегченным и особенно счастливым. Остановившись у цветочного киоска он купил большую бордовую розу на высоком мощном стебле.

Типичный представитель своего времени и социального слоя — совершенный герой романа — в превосходно отутюженных брюках, остроносых туфлях, на отполированной лаковой поверхности которых играли блики, с разлетающимися на ветру полами стильного длинного пальто — он являл собою превосходно отшлифованный идеал, секс-символ целой эпохи — этакий новый денди, элегантно-праздный буржуа, хозяин жизни. И крупный цветок в его руке, как факел, как извлечённое из груди сердце, бордовое на чёрном — стал последним штрихом законченного образа.

Высокий дорого одетый брюнет с одинокой яркой розой в руке — он шёл и на него оборачивались с завистью и восхищением.

Ресторан помещался в старинном отреставрированном здании. Нижний зал — зимний, с несколькими многоярусными хрустальными люстрами под потолком — здесь было ослепительно светло даже в самые унылые и пасмурные дни — занимал полукругло выступающий портик. А верхний — открытый, летний, расположенный над колоннадой, только недавно открылся, и сейчас, ветреным весенним вечером, почти все столики там оказались свободны.

Кирочка стояла около балюстрады спиной ко входу, и с высоты стройных белёных колонн любовалась широким проспектом, залитым янтарным светом заходящего солнца — блики скользили в окнах проезжающих машин, озаренные закатом лица, казалось, преображались, делались яснее, счастливее — весенняя публика, текущая по тротуару, была как будто более оживленной, чем обычно — пленительно догорал первый действительно теплый день года, и радость от его прихода коснулась каждого — невозможно оставаться по зимнему угрюмым, когда за окном так животворно разливается вечерняя заря, воскрешая всё, на что падают, скользя, её золотистые лучи.

Саш Астерс невольно замер в дверях, завидев высокий женский силуэт, чётко обрисованный в ярком свете. Он не задумывал какого-то особенного приветствия заранее — то была очаровательная импровизация — Саш тихими быстрыми шагами приблизился к Кире и, остановившись у неё за спиной, медленно провел нежной головкой розы вдоль линии её позвоночника в глубоком вырезе платья.

Она вздрогнула от прикосновения цветка, не столько неожиданного, сколько волнующего, пробуждающего чувства, и взглянула на него через плечо.

Если бы сейчас какой-нибудь живописец или фотограф вздумал увековечить их в произведении искусства, то у него получилось бы нечто поистине величественное в своей простоте — символическое изображение венца человеческого бытия — красивая женщина и красивый мужчина замерли навечно, запечатленные на пленке или холсте, в самом начале волшебства, в томительной незавершенности счастья.

— Здравствуй, — сказала она и улыбнулась.

— Здравствуй, — ответил Саш.

— Удивительно, — воскликнула Кирочка, прикладывая цветок к груди, — как твоя роза подошла в моему платью! Прямо тон в тон. Может, есть какая-нибудь примета на этот счёт?

— Не знаю. Может быть и есть, — произнес он с растерянной улыбкой.

— Всё так церемонно у нас сегодня, так торжественно, — пытаясь прогнать с лица некстати набежавшую тень смущения, сказала она, — мне прямо неудобно, — Кирочка скользнула взглядом по столу, накрытому белоснежной скатертью, по сверкающим приборам, в безупречно прозрачные бокалы уже налито было рубиновое вино.